
Вот как творчество смолянки оценивает Марина Котова, рецензент столичного журнала «Москва». Приведу несколько цитат: «Поэт Наталья Егорова, несомненно, сильный. Трудно назвать кого-то еще в современной поэзии, кто бы писал так проникновенно и страстно. … Глубокие, мощные корни ее поэзии, развивающей традиции нашей классической литературы, питаются русской сказкой, былиной, песней. Можно сказать, что Егорова — поэт с ярко выраженным архаическим, мифологическим сознанием… Егорова тяготеет к видению объемному, глубокому, можно даже сказать, космическому. Какое стихотворение ни возьми, прямо или косвенно в нем упоминается космос, Вселенная, мироздание…
Егорова пытается увязать прошлое и грядущее, вернуть распавшуюся связь времен, соединить, как она сама отмечает, «несоединимое».
О провинции Егорова пишет тепло, без намека на ненависть и презрение, но неизменно с болью…
Страх перед настоящим, непонимание его, неприятие, восприятие всего нового как угрозы, даже смерти вызывают желание отгородиться щитом прошлого, понятного, упорядоченного космоса в противовес хаосу окружающей современности. И даже не столько о распавшемся Союзе, на мой взгляд, тоскует лирическая героиня Егоровой, сколько об окончательном распаде уклада русского, привычного, который еще теплился в советские времена, когда еще сохранялось уважительное отношение к родной земле.
Творчество Натальи Егоровой явление настолько незаурядное, яркое, что оно, как и все значительное, пробуждает к жизни множество вопросов о развитии поэзии в целом.»
От себя добавлю: стихи Натальи Николаевны не для беглого чтения, и не для неподготовленного читателя, а человека, думающего и искренне страдающего за возвышение Отечества, народа, его души.
НАТАЛЬЯ ЕГОРОВА
***
В большой стране, которой больше нет,
Я родилась не снежный белый свет.
А вера, что веками грела род,
Таится, дремлет, но вот-вот уйдёт.
Чугунный мост. Озябшие дома.
Чужая жизнь, сводящая с ума.
Чужой Москвы – сухой, чужой снежок.
Поддену снег на алый сапожок.
Ты прав, Господь: сама я прах и тлен,
Но больно мне от вечных перемен.
С продрогшей шубки сдую иней дней.
…Оставленная вечностью твоей.
1999.
ПРАДЕД
Ивану Ефимовичу Ефимову,
священнику деревни Ельша
Поречского уезда Смоленской губернии,
расстрелянному за веру в 1938 году
Где ты, прадед, русский поп усталый,
В святцах Неба – мученик простой.
Вновь горит на чёрной рясе алым
Крест церковный, чисто золотой.
Под распевы древней Литургии
Бьётся грудкой ласточка о склеп.
И выносишь ты Дары Святые
Из алтарных врат – вино и хлеб.
Благодать земли – твоя работа.
Пахарь духа, вставший от сохи.
Не ленясь, поклоны бил до пота,
Пел псалмы, замаливал грехи.
И, смеясь, цвела твоя округа
От молитвы древней и простой
Синей-синей васильковой вьюгой –
Осиянной Богом красотой.
Мы до сей поры не знаем точно,
Где искать твой неотпетый прах.
Увели тебя чекисты ночью,
Расстреляли в Заполярных льдах.
Век мы ждали вести. Век искали
След твоей судьбы – да не нашли.
Лишь сиял над вымершею далью
Светлый столп от неба до земли.
Где ты, Русь? Колодец сгнил у стога.
Чёрны избы. Луч зари угас.
Только ангел посреди острога
Всё поёт: «Помилуй, Боже, нас»!
1998.
ЛАМПА ГАГАРИНА
Бродит смерть по военным дорогам.
Пахнет кровью в колодцах вода.
Догорает в землянке убогой
Керосиновой лампы звезда.
Над темнеющим Клушином небо –
В чётких фарах немецких машин.
Над краюхою чёрствого хлеба
Плачет мальчик – Гагариных сын.
Он убогий фитиль керосиновый
Выдвигает и стёклышко трёт,
И рассвет в его лампе старинной
Загорается, рдеет, растёт.
И великий огонь Алладина
В мир выводит из творческой тьмы
Звёздный космос, плывущий лавиной
Над фронтами военной зимы.
Спешно сходят на помощь солдатам
Силы Неба со звёздных орбит,
И Земля, как мерцающий атом.
За Победою к Солнцу летит.
В быстрой вспышке немецкой ракеты
Жерла таков ревут в никуда,
Что пределов для подвига нету:
«Я – Восток! Отзовись мне – Звезда!»
А в святых, чужедальних, венчальных
Снах – нельзя навсегда умереть.
И Сатурн над колодцем печальным
Всё горит и не может сгореть.
И вминают, буксуя, машины
Звёзды в грязь, вдоль воронок руля,
Чтобы стали однажды едины
Древний Космос и наша Земля.
2009.
СТАРУХА
Подайте милостыню ей!
Старуха… Мрак… Глотаешь злые слёзы,
С гармошкой хриплой сидя у ларька.
А всё цветут под мокрым снегом розы
На вдовьем поле чёрного платка.
Белесый глаз дрожит и смотрит косо
Не в мир, не в ночь, а вглубь себя самой.
Как дальше жить? Искать в бачке отбросы
На скорбный ужин – и брести домой.
Брести – по грязным улицам Свободы,
Среди ворюг и пьяниц, налегке,
Под тёплым снегом минувшего года,
Легко, как жизнь, растаявшим в руке.
Иди домой. Пускай тебе приснится
Голодный сон – и вещий, и чужой,
О том, как ты… давно… была царицей
На дружеской пирушке фронтовой.
На той пирушке с вами ночь плясала
И пела в лад про степь и облака,
И в честь Победы вился розан алый
По чёрной пашне русского платка.
И снилась всем высокая Свобода
В том юном сне, в том дальнем далеке,
Как древний хор, гремящий с небосвода,
Как ливень роз на свадебном платке.
Ты крепче спи. Пускай тебе приснится,
Что утром хлеба даст тебе сосед,
И кто-нибудь в морозной мгле столицы,
Узнав тебя, шепнёт тебе во след:
_ Слезами вдов дорог скрепляя глину,
Под шелест вьюг, под грохот батарей
Она дошла до самого берлина.
…Подайте ж милостыню ей!..
1998.
***
Сини очи бабушки моей.
Васильков синей, морей синей,
Туч синей в ручьях речной волны,
Звёзд синей, синее синевы.
Отвожу от снимка влажный взгляд,
Как всегда почувствовав: «Ты – тут!»
Так в России больше не глядят.
Так в России боль не живут.
А несла ты эту красоту
Сквозь нужду, рождённую войной,
Принимая данность, как мечту,
В кофточке потрёпанной одной.
Я смотрю на мягкие черты,
На лицо без хитрости и зла.
Больше нет в России красоты –
С вашим поколением ушла.
Сквозь чугун толпящихся оград
Васильков синей, небес синей
Из могилы светит синий взгляд
Родины утерянной моей.
2004.
***
По льду проскользивши с разбега,
В ораве шальной детворы
Леплю из подмокшего снега
Старинных преданий миры.
Здесь змея сражает Геруда,
Звенит Несмеяною смех.
Летит долгожданное чудо –
Преданий податливый снег!
Под крыльями алой жар-птицы
Уносит царевича волк.
Отброшу в сугроб рукавицы –
Я знаю в поэзии толк!
Я вылеплю мир как виденье,
Как терем, как снежный чертог,
Как льдисты пожар вдохновенья
Над свеями зимних дорог.
И пусть, как Снегурка, растает
Мой мир на весеннем огне.
Для жизни мгновенья хватает,
А большее надобно ль мне?
Опустится Божия милость.
Отхлынут беда и нужда.
И всё, что на миг сотворилось,
Останется нам навсегда.
2009.
***
Русской провинции тайна –
В брызгах смородины сад.
Локон сирени случайный,
Синий, как ласточка, взгляд.
Крыши в черёмушных тучах.
В облаке мальв – резеда.
Ворот колодца скрипучий.
В чёрном провале – звезда.
Щедр самоваром гербовым
В солнечном облаке – стол.
- О, проходите, да что вы!
Рады мы все, кто пришёл.
Кругом семейного лада
Красная спляшет гармонь.
Пусти благую усладу –
Чашу любви – посолонь.
Свет золотится на лицах,
Сближенных в счастье родства.
Жалует, милует, длится
Праздничный миг торжества.
Кто же назвал тебя – сонной,
Нищей, убогой, больной?
Светел покой, осенённый
Древней лесной тишиной.
Свят – у поющих обочин
Сосен и вереска дым.
Зачаровала ты очи
Отрокам тихим своим.
Зачаровала – движенье
Звёзд – и листвы вертоград.
Смотрит, задумавшись, время
Окнами в яблочный сад.
Тени не движут узоров.
Шмель не колышет ранет.
Солнце земных разговоров.
Русской провинции свет.
1999.
***
Прохожу по цветным тротуарам,
Струны дней проверяя на слух:
Стало меньше проулочков старых
И красивых старинных старух.
Этой жизни с улыбкою детства,
Говорящей о прежнем былом,
Что зовём мы советским наследством,
Вспоминая свой попранный дом.
В эти полдни открыта калитка.
Там желанья просты, как стихи.
Космонавты летят на открытках.
На дорогах цветут лопухи.
Ребятня по околицам свищет,
Голубей отправляя в зенит.
Фронтовик в гимнастёрочке нищей
Не гармошкою – сердцем звенит.
Дай нам Бог золотое искусство
И в беде оставаться собой.
Не мутится высокое чувство,
Как колодец с глубокой водой.
В безначальном великом истоке,
Где себе мы навеки равны,
Перемен бесконечные токи
Не заденут огонь глубины.
2011.
ПТИЦА-ТРОЙКА. ХХI ВЕК
Мы летим без дороги и даты
В звёздном порохе, в снежной пыли.
- Эй, родимый, опомнись, куда ты1 –
Глянешь в полночь – не видно Земли.
Словно призраки, смотрят с обочин
Вёрсты лесом заросших полей,
Жгут усадеб разрушенных очи,
Светят остовы белых церквей.
Городишко со школой убогой
Не дымит заводскою трубой.
Только жадно глядит на дорогу
У пивнухи дебилка с косой.
Мы промчались как атомный ветер
Сквозь безумный космический сон.
До сих пор мы наивны как дети
Для жестокости новых времён.
До сих пор, сбережённые чудом,
Веря нежной душой в благодать,
Ни Пилатам чужим, ни Иудам
Мы Христа не посмели продать.
Завещаем мы нищенство внукам
Вместе с тройкой и горькой слезой
И целуем свой крест перед мукой
Под высокой Полярной звездой.
- Ту куда, моя Русь, до рассвета
Мчишь, швыряя планеты обочь?
Дай ответ! – не даёшь ты ответа, -
- Прочь с пути, неразумные, про-о-о-о-очь!!!
2010.
ИКОНА
Её давно по белу свету ищут.
Сводя простым пророчеством с ума,
Она висела долго в церкви нищей –
Икона старорусского письма.
На тёмных клеймах, греясь в тёплых бликах
Белил и охры, в сердце Царских врат
Двадцатый век горел на скорбных ликах
Убитых вдов, расстрелянных солдат.
Смотрели кротко – поп и врач на нарах,
Поэт и пахарь, сгибшие за нас.
Литые нимбы на ватовках старых.
…Моей Руси святой иконостас…
А за свечой, зажжённою любовью,
Шла в Небо Русь по снегу и золе,
Искупленная праведною кровью
Все мучеников Бога на Земле.
1998.
***
Заплела в венок репейник с мятой,
В мир открыла дерзкие глаза.
Сто надежд – разбойных и крылатых –
Запустила песней в небеса.
Разболтала молодость шальная,
Будто я была счастливей всех,
Дни предательств верою латая,
На крови мешая юный смех.
В безвременье задохнулась лира.
К поздней песне примешался страх.
Я с собою вынесла из мира
Только память в шрамах и рубцах.
Только груз раздумий, только волю
Быть и сбыться – времени назло.
Только покаянных песен долю.
Только правду. Только ремесло.
2008.